Знак вурдалака  - Владимир Андриенко

– Где труп коллежского асессора Тарле, дурак?

– Дак я почем знаю? Мне велено стоять у этого тела и все тут. А кто, и где чего мне неведомо. А то сразу дурак, да дурак.

В этот момент выскочил из приказа сам Гусев, немолодой полноватый мужчина с козлиной бородкой и длинными усами.

– Доброго здоровья. Имею честь видеть надворного советника Волкова?

– Я и есть Волков. А ты, Ларион Данилович, аль не признал меня? С чего так?

– Признал, Степан Андреевич, но кто знает, не загордел ли ты, и захочешь ли узнавать меня старика. Ведь в последний раз, когда мы виделись, ты надворным советником не был. А сейчас говорят, что и кавалером вскорости станешь.

– Я всегда уважал тебя, Ларион Данилыч. И при чем здесь чины? Да и не слишком-то я преуспел в возвышении по чиновной лестнице. Но ты скажи мне сперва, где труп коллежского асессора Тарле.

– Труп? Иван Карлыча-то? Да он не мертвый, а токмо пораненный немного. Своими ногами уже ходит.

В подтверждение словам дьяка на пороге показался сам Тарле. Его камзол был просто накинут на плечи. Рубаха на груди была в крови.

– Иван Карлович, – Волков кинулся к Тарле. – Что с тобой?

– Ранен, Степан Андреевич. Но не тяжело. Пуля попала мне в грудь, и был бы я уже покойником, если бы не медальон.

Тарле распахнул рубаху и на перевязанной груди болтался прогнутый медальон. Пуля ударила прямо в него и срикошетила, оцарапав коллежскому асессору бок.

– А мне сообщили, что ты убит!

– Это моя вина, Степан Андреевич, – произнес дьяк Гусев. – Не разобрался я и подумал, что твой человек убит. Вот и послал к тебе гонца сообщить о беде. Но он лежал словно мертвый. Я подумал конец его пришел.

– Но кто стрелял в тебя, Иван Карлович? И кто этот мертвый человек?

– Дак тот, кто Тишку нашего укокошил, Степан Андреевич. Он и стрелял. Я приказал было его раздеть до пояса и подвесить к бревну. Но он выхватил два пистолета из сапожищ и одним выстрелом уложил одного стражника, а вторым попал мне в грудь.

– Но отчего этот человек убит? – спросил Волков.

– Сторожа его уработали.

– Зачем? Почему не захватили живым?

– Дак он словно бешенный защищался и еще троих бы легко положил. Вот ребята и перестарались. Все произошло так неожиданно.

– И сказать он ничего, конечно, не успел, – констатировал факт Волков.

– Если бы с ним по-хорошему делали, то, может быть, и не было бы ничего, – с горечью произнес Гусев. – А то чего человеку сразу дыбой грозить. Вот он и не сдержался.

– Но он убил человека, которого было вселено охранять! – вскричал Тарле. – Что еще оставалось делать? Он был подкуплен кем-то! Это ясно!

– Ладно, разберемся. Иван Карлович, тебя отвезут к доктору.

– Но я не опасно ранен…

– Без возражений! К доктору.

Тарле согласился и уехал…

Гусев подошел к Волкову и шепнул ему на ухо:

– Степан, пойдем ко мне. Есть разговор.

– Идем, Ларион Данилович.

В большой просторной горнице они уселись за большим столом, сплошь заваленным бумагами. Это были опросные листы.

– Ты как всегда завален работой, господин коллежский советник?

– Какой я советник, Степан. Дьяк Гусев. Так оно понятнее. Так меня здесь все зовут. А дел у меня хватает. Разбои на Москве токмо множатся. Хотел государь Петр Алексеевич извести их, но куда там! Наших людишек так просто не переделать.

– В этом ты прав, дьяк.

– Тебе дали произвести следствие по делу Кантемира, Степан?

– Да, Ларион Данилович. Повеление расследовать его пришло от самого Бирена. А сие следует понимать, как приказ ея величества государыни императрицы Анны Иоанновны.

– Слыхал о том. Ваш начальник канцелярии тебе специально-то дело сунул. Знает, кого можно подставить под топор. И как начало пошло?

– Да хуже некуда, – с горечью произнес Волков. – Сам видишь. Тарле едва не уложили. И, поверишь ли, второй раз Тишку хороним.

– Второй? – переспросил дьяк.

– Тишка сей вроде бы и помер. С того все дело и началось.

– Так это Тишка-вурдалак и есть?

– Он самый, дьяк.

– Сие слыхал я, Степан. Народ на Москве болтает, что де стал холоп княжий вурдалаком. Но не верится мне, что сие истина. Думаю байки. Ныне мертвяк мертвяком. Не встанет уже. Но разве, то помешает слухам по Москве ползти?

– Эти слухи для меня хуже ножа, Ларион Данилович.

– А я тебе помогу в том, Степан Андреевич. Сего Тишку мы похороним, как следует. И кол ему осиновый в сердце вобьют, и башку от тела отделят. Оно конечно без надобности, но народишко это успокоит. После сих действий вурдалак уже не встанет.

– Этого Тишку вчера в сыскную канцелярию ко мне Тарле доставил! Я его в разбойный приказ определил, дабы сохранить его. И вот! Тишку прикончили, и Тарле едва не укокошили. И все сие в приказе! У тебя под крылом, дьяк.

Гусев усмехнулся в ответ.

– А ты думаешь сии стены заговоренные? Нет, Степан Андреевич. У нас коли надобно, все можно сделать. Особливо ежели золотишком дорожку посыпать.

– И среди твоих людей, дьяк?

– А что они из иного теста? Все одним миром мазаны, Степан. Как не бился я с мздоимцами (взяточниками), а они только хитрее стали. Мне за всем не уследить одному. Да и у вас в канцелярии не лучше. Сколь кроме тебя там честного народу? Вот то-то. Нужен тебе был сей Тишка, Степан?

– Еще как. Он кое-что мог знать. И теперь, Ларион Данилыч, эту нить оборвали. Твой стражник оборвал. Кому он мог продаться?

– Ромка Артамонов? Этот слишком глуп и по-своему был честный человек.

– Но тогда почему он убил Тишку?

– Случайность. В зернь они сели играть и твой Тишка шельмовать стал. А у Ромки-то рука тяжелая. Вот он и вдарил твого вора по темечку. Словно кувалдой хватил. Это я точно вызнал, старик-ключарь мне о том поведал. Он его в камору то Тишкину и пустил. Скушно так торчать, а здесь Тишка посулился сыграть и рупь на кон поставил. Хвалился, что ему де скоро много рубликов отвалят.

– Так ты думаешь, Ларион Данилович, что Тишка убит без умысла? – спросил Волков.

– Я это и твоему Ивану Карловичу хотел пояснить. Но он молодой и горячий. И слушать не стал. Кричал что де все это заговор. Я ему дураку говорил, что Ромка, человек с норовом. Нельзя ему на дыбу сразу. Добром надо было.

– Эх! – Волков ударил кулаком по столу. – Самому нужно было это сделать, а не посылать Тарле! Он молодой и с него спрос невелик! Моя в том вина.

– Молодой говоришь? Но твой Тарле совсем не дурак, Степан. Хоть и молодой, да ранний. Веришь ли ему?